Наверное, стоит сюда тоже выложить те араши-почеркушки, которые у меня пишутся в последнее время.
Я ими, честно говоря, активно не довольна, потому что чувствую, как потеряла весь свой опыт за те два года, которые я ничего не пишу. Текст более-менее чувствую, но тупо на автомате, на технике. Никакого полета.

разОно сильный. Он может оттанцевать без передышки трехчасовой концерт, отжаться сто раз на кулаках, вот прямо с утра, только свалившись с кровати на деревянный пол, покрытый темным лаком.
Оно сильный. Он может успокоить плачущую девушку, принять важные решения перед концертом или передачей и выдержать нескромные вопросы обнаглевших журналистов из таблоидов.
Оно сильный. Он может пережить истерики Джуна перед выступлением, слезы Айбы после посещения очередной школы, пострадавшей от землетрясения и злость Шо, который в очередной раз наорал на зарвавшегося репортера.
Оно бессилен перед смехом Нино, вкусом его губ, запахом его тела – парфюм, пот, и что-то сложноуловимое, легкое, как запах проточной воды.
Каждый раз у сильного, взрослого и уверенного в себе Оно подкашиваются ноги, и он опускается на колени, утыкаясь лбом в живот Нино, а потом расстегивает на нем джинсы – гремит пряжка ремня, визжит, задыхаясь, молния, вздыхает, опускаясь вниз, тяжелая джинсовая ткань.
И касаясь губами и языком кожи Нино, жадно вслушиваясь в его прерывающееся дыхание, короткие всхлипы и быстрым шепотом «Са-то-ши», Оно понимает, что есть вещи, перед которыми он отвратительно бессилен.

и дваНино – прекрасный актер, он играет везде, он играет, как дышит, входит в роль за секунду, стоит только повернуться камере оператора – и он уже другой, а потом еще кадр – и он третий, и никогда не угадаешь, каким он будет в следующую секунду.
Нино такой актер, что это ценят даже гениальные режиссеры, такие, как Клинт Иствуд, и когда Нино уезжает на съемки, Оно остается только сидеть и ждать его, как верная и любимая жена, просто сидеть и ждать, гладить брошенную гитару, как замерзшего котенка, работать и скучать.
Нино – прекрасный актер, прекрасный музыкант, прекрасный геймер, просто – прекрасный, он улыбается каждому так, будто готов отдать жизнь за этого каждого, а потом мгновенно затухает, переключается на кого-то другого, входит в другую роль и проживает другую жизнь.
Оно любит его так, как любят что-то неодушевленное и прекрасное, как любят картины Дали и Ван Гога – безусловно, без тени сомнения. Он любит его как что-то, чего не хватает самому, самозабвенно и без устали, любит каждую улыбку Нино, каждый его взгляд, каждую родинку, щербинку на зубах, постоянно обкусанные ногти, всю его тощую, мальчишескую гибкую фигуру, острые локти, сутулые плечи, каждый брошенный жест. Оно любит его полностью.
И ревнует тоже – полностью.
Особенно, когда Нино пишет ему смс со съемок.
«Ты знаешь» пишет Нино «мы с Шо-чаном нашли прекрасный ресторан недалеко. Там очень вкусно. И Шо-чан очень милый».
«Шо-чан говорит, что у меня красивые руки» смеется Нино.
«Шо-чан угостил меня кофе» сообщает Нино.
«Мы до утра обсуждали сюжет» рассказывает Нино, и Оно чувствует, как где-то в глубине его тела закипает злость и ревность, разъедает его, как кислота или ртуть, пожирает его изнутри.
Он с трудом договаривается с менеджером, чтобы ему выделили одну сцену в последней серии: всего одну, больше не надо, я просто хочу их поддержать, я очень соскучился, стоит больше общаться, это же сплотит группу еще сильнее.
Он приезжает на съемочную площадку, много улыбается, работает и шутит, а Нино смотрит на него восхищенным взглядом, хотя по сюжету, вроде бы, должно быть иначе, а Шо снова приносит ему кофе, и Оно хочется просто отвести Шо в сторонку и сказать: чувак, не лезь. Это мое. Просто не лезь.
Но вместо этого он берет за руку Нино и уводит.
В гримерке пусто и немного холодно, и очень гулко, как будто это не гримерка, а концертный зал. Губы Нино мягкие, как у девчонки, и сладкие от кофе, и податливые, и улыбаются. Оно вжимает его в ближайшую стену, Нино смеется, Оно раздвигает ему ноги коленом, Нино прижимается лбом ко лбу и смотрит с вызовом, с намеком, смотрит так хитро, что Оно проваливается в его взгляд и уже не понимает, кто тут главный.
А потом Нино целует его сам, и сердце начинает стучать, как бешеное. Ревность снова поднимается, как огромное многоголовое чудовище, и Оно хочется не просто присвоить себе Нино – ему хочется сломать Нино, переломать ему все кости, не просто заняться с ним сексом или, боже упаси, любовью – грубо выебать, другого слова и не подберешь. Оно хочется, чтобы Нино помнил, кому он принадлежит.
Он стягивает с Нино джинсы, впиваясь ногтями в кожу бедер – Нино удивленно ойкает, а потом снова улыбается, руки у Оно дрожат, когда он расстегивает на себе ремень.
И уже потом, когда Оно подхватывает его, придерживая за бедра, когда впивается зубами в шею и ключицы, когда вбивается в тело Нино, пытаясь присвоить его до конца...
Когда Нино все еще улыбается…
Когда Нино смеется и закусывает губу…
Когда Нино запускает пальцы в волосы Оно, проводит ладонью по затылку…
Когда Нино целует его в лоб – как святого или мертвого…
Тогда Оно вспоминает, что Нино – прекрасный актер.

Смотрите также